Год садовода. Февраль.

В феврале садовод продолжает работы, начатые в январе - а именно, главным образом ухаживает за погодой. Дело в том, что февраль - время опасное, угрожающее садоводу бесснежными морозами, солнцем, сыростью, сушью и ветрами. Этот самый месяц в году - какой-то заморыш среди других месяцев, недоношенный, високосный, вообще не солидный, - выделяется среди них своими коварными проделками. С ним - держи ухо востро! Днем выманит на свет божий почки на кустах, а ночью сожжет их морозом; одной рукой гладит нас, а другой - щелкает по носу. Черт его знает, почему в високосные года именно этому вертлявому, катаральному, лукавому месяцу-коротышке прибавляют один день; уж лучше прибавлять день чудному месяцу маю: пускай будет тридцать два. Вот это дело! С какой стати нам, садоводам, страдать?
Следующей сезонной работой в феврале является подстерегание первых признаков весны. Садовод ни во что не ставит ни первых Майских жуков, ни первых бабочек, которые обычно возвещают весну на страницах газет: во-первых, майские жуки ему вообще ни к чему, а во-вторых, первой бабочкой обычно является последняя, прошлогодняя, забывшая умереть. Первые признаки весны, взыскуемые садоводом, более надежны. Они - следующие:
1. Крокусы, появляющиеся у него в траве в виде крепких, упругих остроконечных шишечек; в один прекрасный день такая шишечка вдруг лопнет (при этом еще никто никогда не присутствовал) и превратится в пучок красивых зеленых листиков. Это и есть первый признак весны. Затем:
2. Садоводческие прейскуранты, которые приносит ему почтальон. Хотя садовод знает их наизусть (подобно тому как Илиада начинается словами «Менин аэйде, теа» (Гнев, о богиня, воспой), так и эти каталоги начинаются всегда одинаково: «Acaena, Acantholimon, Acanthus, Achilles, Aconitum, Adenophora, Adonis» и т. д., так что любой садовод отбарабанит вам, как из пулемета), тем не менее он снова внимательно прочитывает их - от Асаеn'ы до Yисс'и, в мучительном раздумье, что бы еще заказать.
3. Следующий вестник весны - подснежники: сперва это выглядывающие из-под земли бледно-зеленые острия, которые затем расщепляются на два толстых листка-семядоли, - и готово. Затем, иной раз уже в начале февраля, это превращается в цветок, и уверяю вас: никакая пальма первенства, никакое древо познания, никакие лавры победные не превосходят красотой своей этой хрупкой белой чашечки на бледном стебельке, качающейся на холодном ветру.
4. Верным признаком весны являются так же соседи. Как только они высыпают на свои участки с заступами и мотыгами, ножницами и лыком, краской для деревьев и всякими порошками для грунта, опытному садоводу сразу понятно: близко весна. Он надевает старые брюки и в свою очередь устремляется в сад с заступом и мотыгой, чтобы его соседи тоже узнали о приближении весны к сообщили эту радостную новость дальше, через забор.
Земля уже раскрывается, но еще не пускает зеленого листка; можно еще брать ее такою, как она есть: голой, полной ожидания. Это еще пора унавоживания и копки, планирования и дренирования, рыхления и внесения смесей. В это время садовод замечает, что почва у него слишком плотная, слишком вязкая или слишком песчаная, слишком кислая или слишком сухая, короче говоря, в нем просыпается страстное желание как-то ее улучшить. Почву можно улучшать тысячью способов; к. несчастью, большинство их недоступно садоводу. В городе не так-то легко иметь у себя дома голубиный помет, прелые листья бука, истлевший коровий навоз, старую штукатурку, старый торф, лежалую дерновину, сухую кротовину, лесной перегной, речной песок, прудовой ил, землю из-под зарослей вереска, древесный уголь, древесную золу, костную муку, роговые опилки, старую навозную жижу, лошадиный помет, известь, торфяной мох, труху от гнилого пня и прочие питательные, разрыхляющие, благотворные вещества, не считая еще доброй тысячи азотистых, магнезийных, фосфатных и всяких других удобрений.
Иной садовод готов хранить, перебирать и компостировать все эти облагороженные почвочки, примеси, навозики, да беда в том что у него в саду не останется тогда места для цветов. Так что он улучшает почву, как может: собирает дома яичную скорлупу, жжет кости, остающиеся от обеда, прячет свои состриженные ногти, выметает из печки сажу, выбирает из лохани песок, на улице натыкает на палку прекрасное лошадиное яблоко и заботливо зарывает все это в землю у себя в саду; потому что это - субстанции рыхлые, повышающие температуру и утучняющие. Все на свете либо годится для почвы, либо нет. Только малодушный стыд мешает садоводу пойти на улицу собирать оставленное лошадьми; но при виде славной кучки навоза на мостовой он непременно вздохнет по этой божьей благодати.
Представить себе только, какие горы навоза громоздятся на крестьянских дворах!... Я знаю, есть всякие порошки в жестяных банках; ты можешь купить себе каких только вздумаешь солей, экстрактов, шлаков, всякой муки. Можешь прививать почве разные бактерии; можешь обрабатывать ее в белом халате, будто какой-нибудь доцент университета либо фармацевт. Все это ты можешь делать, городской садовод. Но как представишь себе этакую коричневую гору жирного навоза на крестьянском дворе!...
Однако, к вашему сведению, подснежники уже цветут; цветет и гамамелис желтыми звездочками, и на чемерице набухли бутоны. А если вы всмотритесь как следует (затаив при этом дыхание), так найдете почки и ростки на всем. Тысячекратным тоненьким пульсированием проступает жизнь из земли. Мы, садоводы, уже не пропадем: уже наливаемся новым соком..."К.Чапек